Волчья верность - Страница 133

133

Человеческая природа сродни звериной – это неоспоримый факт. Основная разница между людьми и животными лишь в наличии у нас искры божественного разума. Но порой инстинкты берут свое, и тогда в глубинах нашего сознания просыпается звериное начало. Этому посвящено не одно научное исследование, многие сотни и тысячи художественных книг. Основоположник европейского натурализма Эмиль Золя вообще призывал писать о человеке как о частице животного мира и руководствоваться при этом теми же соображениями, что и ученый-естествоиспытатель, наблюдающий за подопытным зверьем.

При поверхностном чтении романа Игнатовой нет-нет да и ловишь себя на мысли, что листаешь учебник судебной психиатрии. Автор со всеми подробностями, чуть ли не документально живописует эпизоды насилия, совершаемого Зверем над своими жертвами. Чувствуется несомненное влияние Голливуда, столь осязаемое в российской «молодой» (имеется в виду возраст авторов) фантастике рубежа тысячелетий. Вспоминаются то «Кошмар на улице Вязов», то «Техасская резня бензопилой», то «Багровые реки» и прочие яркие и общеизвестные образчики жанра. Иногда к горлу подкатывает волна тошноты и душа закипает от возмущения. И думается: откуда ж еще совсем молодой автор да к тому же дама черпает детали и частности (язык не поворачивается сказать «вдохновение») всего этого? И для чего нужен подобный эпатаж? Да еще и не в мейнстриме, а в массовой, адресованной прежде всего молодежной аудитории литературе. Ужели только для того, чтобы помодничать и привлечь таким образом внимание к своей персоне?

Но подобные раздумья возникают лишь при первом, беглом знакомстве с текстом «Последнего неба». Повторимся, что книга эта довольно сложная и требует вдумчивого прочтения, а не просто перелистывания страниц. Когда настроишься на нужную волну и начнешь не только следить за перипетиями лихо закрученного сюжета, но и осмысливать суть происходящего, прислушиваясь к авторским мыслям и комментариям, перечитывая стихотворные вставки, расширяющие пространственно-временные рамки повествования, то понимаешь, что перед тобой текст, созданный в лучших традициях русской психологической прозы. Это не просто история одного маньяка, но попытка едва ли не научного исследования глубин человеческого сознания. Если говорить об определенных ориентирах, то роман Игнатовой ближе всего к творчеству Достоевского и экзистенциальной прозе начала XX века.

Несмотря на фантастический антураж, придаваемый произведению упоминанием звездолетов, космической экспансии, различных видов инопланетян, не покидает ощущение, что книга написана о нас и о дне сегодняшнем. История Олега Зверя – это отчасти предупреждение. Автор предостерегает от увлечения новомодными эзотерическими и оккультными учениями, словно чумное поветрие распространившимися в современной России. Всевозможные сатанисты и язычники со своим необычным антуражем и таинственными обрядами привлекают внимание подростков, обещая неокрепшей психически ребятне неординарную жизнь и занимательные приключения. И детишки, очумевшие от сидения в Интернете и виртуальной реальности, словно повинуясь звукам волшебных дудок, идут вслед за новоявленными гаммельнскими крысоловами.

Так произошло и с Олегом Зверем. Попавшись на удочку преступника, он совершает первое и главное в своей жизни предательство, поправ и погубив первую любовь. Вся остальная жизнь героя (или, вернее, антигероя) состоит из бесконечной вереницы убийств, свершаемых в полубезумном бреду. То ли это жертвы на алтаре сатаны, то ли попытка новой кровью смыть ту, первую. Забыться в кровавом угаре. Невольно вспоминается «Страшная месть» Гоголя. А еще «Слово о полку Игореве» с мощным образом князя-оборотня Всеслава, серым волком рыскавшего по земле Русской и нигде не находившего упокоения своей смятенной душе. Человек, забывший Бога, возомнивший себя ровней Создателю. Таков Олег Зверь. На протяжении всей книги мы наблюдаем его трансформацию, постепенное превращение из человека в нелюдя, в существо, не поддающееся идентификации. Кто он? Повелитель зверей, монстр, прельщающий все живое. Не антихрист ли явился на Землю? Роман «Последнее небо» ставит больше вопросов, чем дает ответы.

Некоторым ключом к разгадке тайны Зверя дают его взаимоотношения с небом. Неслучайно и в первой, и в последующих книгах цикла этот мотив является одним из главных. Лишь в небесах Олег сбрасывает личину, становясь открытым и практически беззащитным. Только бездонная синь помогает ему забыть о своем втором «я», о звериной природе и на некоторое время он опять становится человеком, знающим, что такое Любовь и Дружба. Клятвы, данные в небе, для Зверя священны. Так, может, это падший ангел, вспоминающий то, что когда-то и он обитал здесь, а не в преисподней?

Интересен используемый Игнатовой художественный прием, придающий циклу элемент технофэнтези. Это необъяснимые и специфические взаимоотношения Зверя со своими летательными аппаратами. Герой силой своего разума одушевляет мертвые механизмы, вступая с ними в некое подобие эмоционально-телесного контакта. Болиды становятся как бы частью организма Олега, превращая его в биокибера. Беспощадно относящийся к людям, Зверь холит и лелеет машины, будто это его дети или любовницы. Лишь в компании с ними он чувствует себя относительно комфортно и спокойно.

Вторая и третья (за исключением последних глав) книги цикла написаны уже в более традиционной манере. Это смесь приключенческого фэнтезийного боевика с упоминавшимся выше технофэнтези. Писательница перенесла Олега Зверя, получившего здесь имя Тира фон Рауба, в мир героя «Чужой войны» Эльрика де Фокса. Основой сюжета становится распространенный в фантастике прием с попаданием героя в непривычный мир и процессом адаптации в новой реальности. Хотя если быть точным, то не Зверю приходится осваиваться в этом мире, а попавшему сюда одновременно с ним князю Казимиру Мелецкому – потомку драконов, умеющему обретать истинный драконий облик. Итак, бароны, драконы, эльфы, оборотни, орки, шефанго… Типичное фэнтези. Полно, типичное ли? Какое-то оно неправильное у Игнатовой, как те пчелы из истории о Винни Пухе. Ни тебе магии, ни могущественных артефактов. Войны и те какие-то неинтересные, напоминающие наши, земные.

133