Волчья верность - Страница 23


К оглавлению

23

Оскил сначала не поверил в то, что услышал. Медленно покачал головой:

– Он не шефанго.

– Я шефанго, – напомнил Эрик.

– Вы видели, что он сделал, ваше величество. Вы не можете с чистой совестью простить ему такое убийство.

– Моя совесть – это мое дело, правитель Оскил. А фон Рауб – мой человек. Я считаю, что он не совершил преступления. Если желаете, я готов выйти против вас на суд чести и перед богами доказать, что Тир фон Рауб действовал в рамках закона и убивал, имея на это право.

Эрик замолчал, предоставляя Оскилу самому додумывать то, что не было сказано.

Он кривил душой. Его ужаснуло это убийство, и дело было не в количестве жертв. Тир надругался над жизнью и над смертью, а заодно и над всем, что есть в людях человеческого. Но… Эрик сам указал ему на этот дом, сам навел на этих людей. А Тир, несмотря на чудовищность содеянного, ни в чем не отступил от их договора. Он действовал так, как требовала его природа, и в этой ситуации не приходится вспоминать о человечности.

Тира фон Рауба нужно было убить.

Необходимо было убить.

Эрик не собирался убивать его до тех пор, пока мог контролировать.


– Степан, мне нужна твоя помощь.

– И ты здравствуй, Ильрис. А я-то голову ломал, к чему бы мне снег в Салбыкте приснился.

– Что смешного?

– Да ничего. Просто не верю, что ты просишь о помощи. Еще раз, Ильрис, кому нужно помочь? Только честно.

– Тиру фон Раубу.

– Ты просишь за Черного?

– Я бы сказал, Степан, что я хочу, чтобы ты помог Черному. Это более верная формулировка.

– Ты проявляешь к нему слишком много внимания.

– С чего ты взял?

– Ильрис… Я и не припомню, когда ты добровольно брался за гадание, думаю, если такое и случалось, то еще до моего рождения. Но в прошлом месяце ты нашел убежище Катрин Зельц. Думаешь, я поверю в то, что это произошло случайно?

– Все верят.

– Или все достаточно вежливы, чтобы делать вид, что верят. Что тебе до Черного, Ильрис? Ты ненавидишь грязь, так почему взялся опекать его?

– Он одержим своим еще не родившимся сыном. Это кровь, Степан. Древняя кровь. Ребенок – собственность отца, и женщина, носящая ребенка, – собственность своего мужчины, но для большинства живущих в этом мире действуют другие правила, и в том мире, откуда явился Черный, – тоже. Так откуда эта одержимость? Я уверен – это инстинкт. Он инстинктивно следует законам, о которых ни здесь, ни там даже никогда не слышали.

– Ты думаешь, Черный сродни шефанго?

– Все может быть. Если это так, я обязан ему помочь. Если это не так, в этом нужно сначала увериться, а до тех пор я буду ему помогать. И ты тоже… Если, конечно, согласишься.

– Знаешь, Ильрис, когда ты научишься вспоминать о вежливости сразу, а не после того, как в приказном порядке изложишь просьбу, этот мир погибнет. Снег в Салбыкте уж точно пойдет. Считай это пророчеством.

– Да, кстати, я, кажется, забыл поздороваться. Добрый день, Степан. Ну что, мы договорились?

ГЛАВА 4

На твоем гербе – Роза Ветров,

На моем – Переломленный меч.

Но оба мы знаем цену слов

И горечь непрожитых встреч.

Дэн Назгул

В предпоследний день месяца граткхар, в полдень, когда вся Старая Гвардия была в небе и только Эрик отсутствовал, занимаясь какими-то государственными делами, Блудница вдруг слепо и бессмысленно заметалась из стороны в сторону.

«Взять!» – скомандовал Риттер, выполнявший в тот день обязанности помощника легата.

Взяли. Навалились с четырех сторон, прижали, заставили сесть.

Риттер чуть не за шиворот вытащил Суслика из машины и встряхнул, заорав ему в лицо:

– Что, мать твою, происходит?!

– Он родился, – тихо и бешено ответил тот. Нечеловеческие, вертикальные зрачки полыхнули алым в черной радужке. – Мой сын родился. Я не знаю, где он.

Риттер растерянно отпустил командира. Суслик казался невменяемым и, честно говоря, опасным. Что делать с ним, Риттер не знал. Зато Падре знал. Отодвинул Риттера, взял легата за плечи и произнес, наклонившись к его лицу, не обращая внимания на злобно сверкнувшие глаза:

– Раз он родился, значит, он жив. Еще вчера ты и в этом не был уверен, правда?

Суслик раздул ноздри, оскалился, как будто хотел укусить. Но опустил глаза. И вздохнул:

– Правда.


…Он чуть не свихнулся, когда почувствовал, как где-то далеко пробивается к свету, к жизни его сын. Заметался, пытаясь уловить направление, пытаясь хотя бы примерно определить, откуда, какими путями пришло это чувство: ярость, и боль, и бешеная жажда жизни.

Бесполезно.

И Падре прав, того, что Риддин жив, пока должно быть достаточно. На какое-то время этого знания хватит.

А что потом?


А потом был неожиданный приказ – Эрику, кажется, понравилось озадачивать легата Старой Гвардии неожиданными приказами. На сей раз его величество приказал Тиру отправляться на юг, на узкую нейтральную полосу, между Монсутом и Саронтом. Там, в одном из рыбацких поселков, Тир должен был встретиться со Степаном Батпыртау, главой саронтской разведки.

Идея была так себе. Встречаться с саронтцем, еще и Мечником, один на один на ничейной территории… нет, это даже не так себе, это верное самоубийство. Тир, однако, возражать не стал. В последние полгода он с трудом отделял рассудочное от эмоционального и все же соображал достаточно ясно, чтобы понимать: если Мечники захотят его убить – они убьют. Где угодно. Хоть в Рогере, хоть в безымянной рыбацкой деревне. А уж если Эрик захочет его убить, он не станет перекладывать эту работу на плечи Мечников.

23